Будь готов! - Страница 22

Как и полагается в таких случаях, Сенька моментально шлепнулся на задницу с выпученными от боли глазами. Самохин с Карпенко — наши санитары — кинулись к нему, быстренько стащили ботинок и портянку, обработали рану, но даже самому тупому мальку было ясно — ходок из Добровольского на ближайшие дней десять-пятнадцать, как из… кхм… пуля.

Лоси у нас загружены на максимум, так что я распорядился подготовить носилки, составить график переноски и двигаться дальше с этим оболтусом на руках. Это здорово замедлило темп марша, так что вечеру мы смогли прошагать только километров пятнадцать. На следующий день весь пройденный путь не превышал двадцати километров, да еще и вымотались все минусовики до крайности. Еще дня три-четыре такого похода и все — нас можно будет всех списывать из активных бойцов в условно-боеспособных инвалидов. И тут на помощь пришел Алешка…

Собственно он каждый вечер подходил ко мне и просил разрешения поговорить о боге. Я разрешал — а чего не разрешать? — и он тут же отправлялся к малькам. Они встречали его радостно, но не так, как бы ему хотелось. Совсем не так. Все что он говорил, воспринималось мальками как сказка. И сам Алешка постепенно становился в их глазах кем-то вроде Андерсена, Бажова или обоих братьев Гримм. Чайка рассказала мне, что большинство мальков просто ждет не дождется вечера, чтобы послушать «Алешкины сказки», а потом обсудить их между собой. Общее восхищение вызвали какой-то пастух, который завалил вражеского великана из пращи камнем в лоб и здоровенный парень Самсон, который классно воевал за свое царство. Только потом его жена предала, хотя вообще-то она сама была как раз из врагов, так что и не предала вовсе, а просто провела грамотную разведывательно-диверсионную операцию. О чем мальки и сообщили Алеше, после чего он целый день ходил задумчивым…

Но сегодня Алеша-найденыш явился ко мне с вполне серьезным предложением. Он подошел ко мне вплотную и не стал мяться, как делал это обычно, собираясь что-нибудь сказать, а с места в карьер заявил:

— У вас, видел я, отрок уязвленный?

Это был не вопрос, а скорее утверждение, но на всякий случай я утвердительно мотнул головой.

— Это не хорошо, дабы отрок от болестей страдал, — он решительно взялся за свою сумку. — Я вот тут травок-кореньев разных собрал, да и запас у меня был. Дозволь мне Алексей, товарищ старший звеньевой, отрока вашего попользовать?

Предложение было неожиданным, но… Только что Самохин сообщил мне, что дела у Добровольского — неважные, и что, несмотря на все предпринятые меры, не исключена возможность сепсиса. А тогда Сеньке только и останется, что срочно оперировать ногу, после чего нужно или оставить его где-то, или возвращаться назад: с таким больным мы далеко не уйдем…

Здраво рассудив, что хуже Добровольскому Алеша не сделает при всем желании, я махнул рукой:

— Попробуй, тезка. Если поможешь — будет тебе большое пионерское спасибо!

Найденыш взялся за дело рьяно. Припряг к себе в помощь Маринку Семенову (ох, что-то она к нашему Алеше неровно дышит!), разложил чуть в стороне от общего костра маленький дополнительный и начал заваривать в свежей родниковой воде какие-то порошки, листики, веточки. В процессе он постоянно что-то бубнил и кланялся. Из любопытства я прислушался:

— Владыко, вседержителю, святый царю, наказуяй и не умерщвляяй, утверждаяй низпадающия и возводяй низверженные, телесныя человеков скорби исправляяй, молимся тебе, боже наш, раба твоего Всеволода немоществующа посети милостию твоею, прости ему всякое согрешение вольное и невольное…

Вот так, Алексей Борисович, вот и довелось тебе увидеть самые настоящие заговоры, словно в далекие древние времена! Я обалдело слушал дикую ахинею, которую нес Алеша, и тихо млел. Рядом со мной, вся превратившись в слух, устроилась Чайка. Она вообще в последнее время постоянно рядом со мной…

— …Ей, господи, врачебную твою силу с небесе низпосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач раба твоего Всеволода, воздвигни его от одра болезненнаго и от ложа озлобления цела и всесовершенна, даруй его церкви твоей благоугождающа и творяща волю твою. Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, боже наш, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Катюшка, не сдержавшись, тихонько фыркнула. Я слегка ткнул ее кулаком под ребра: молчи, мол. Алешка-найденыш сейчас, конечно, ничего не видит и ничего не слышит вокруг себя, но Марина, похоже, прониклась ответственностью момента и, если она услышит смешочки и хиханьки-хаханьки — мало нам точно не покажется!..

Алеша кончил возиться со своим подозрительным варевом и решительно двинулся к лежащему на носилках Сеньке. Выражение лица у новоявленного Парацельса было такое, что Добровольский невольно отпрянул и попытался отползти.

Алешка подошел к раненному, умело разбинтовал ногу и начал пристально вглядываться в то, что открылось его взору. Даже мне издалека было видно, что Сенькино дело — дрянь. Нога распухла и у раны чуть потемнела…

— Господи всеблагой! Укрепи руку мою! — неожиданно громко произнес найденыш, и начал обкладывать рану кашицей из котелка, которой подала ему Маринка.

Закончив обработку раны, он тщательно забинтовал ее, тоже крепко, но не так как это делают санитары и как учат нас на курсах первой помощи. Затем взял второй котелок:

— Открой рот, сыне, — велел он тоном, не допускающим возражений. — Сейчас. Не вкусно, но полезно.