Будь готов! - Страница 31

Ничего странного? Да там все было странным. Непривычным и странным…

… Мне до сих пор страшно вспоминать все то, что там происходило. Я помню разрушенный Гдов, и горящие окраины Пскова, я помню грохот канонады скандинавских орудий и дикий крик атакующих лопарских частей, я помню как мы, выгрузившись на окраине Пскова, форсировали Великую и схватились в рукопашную со шведским десантом, я помню… Постой-ка! А ведь и верно, были там какие-то странные ребята, которых еще «колхозниками» называли! Точно! Были такие. Сотни две отменно вооруженных и обученных бойцов, каждый из которых стоил десятка скандов… Были такие! Они еще страдали, что у них «ни трактора, ни комбайна, ни молотилки» с собой нет. И командира я их помню: крепкий такой дядька комсомольского возраста. Он еще шапочку смешную носил, а называлась она… называлась она… Тюбетейка, точно! Так это они, что ли?!

Негуляев подтвердил, что именно этих «колхозников» он и имел в виду. Слухи про них смутные и неясные, но строят они государство вроде нашей Пионерии. Только как-то по-своему, но в целом — у нас с ними идейных разногласий нет. Оказывается с этими «колхозниками» уже лет пять, как пытаются наладить контакт, но пока все безрезультатно. Дальше пошла такая высокая материя, что я почти ничего не понял, даже того, кто, собственно, отказывается от контакта: мы или они.

Впрочем, Виталий скоро выдохся, так как и сам знал не больно-то много. Я задал последний вопрос:

— Слушай, а что этот бородач про Магадан говорил? У этих «колхозников» что, самолеты остались? Они на самом деле могут в Магадан отправить?

— Да не знаю я — раздраженно тряхнул головой Негуляев. — Хотя про то, чтобы кто-то кого-то мог в Магадан отправить, это по-моему — сказки. Дурацкие сказки!..

На этом мы и закончили наш разговор, тем более что пора двигаться дальше, а бежать за грузовиком была моя очередь. На бегу много не поговоришь, так что…

…Я с удовлетворением отметил, что дорога, по которой ехал наш трофей и трусили лоси, стала значительно лучше. Теперь это была не просто накатанная по земле колея, а самая настоящая дорога, засыпанная песком и щебнем, утоптанная и ухоженная. Кто бы ни были эти самые колхозники, но дороги они строить умеют.

Вот с этими мыслями я начал подниматься на холмик, который вот-вот должен был перевалить «газон»…

Звук мотора грузовика, ползшего на минимальной скорости, неожиданно оборвался. Не было ни выстрелов, ни криков — просто водитель, пулеметчик Витька Магеров, резко нажал на тормоза и выключил зажигание. С чего бы это? Сейчас спрошу…

Но взбежав на холм, спрашивать я ничего не стал. Зачем, если так все ясно.

С холма открывался вид на широкую реку, мягко поблескивающую в солнечном свете. Невысокие берега, золотящиеся песчаной кромкой, кое-где — заросли осота и камыша, но совсем мало. На другом берегу — березовая, прозрачно-светлая рощица, которую прорезает стрелой та же дорога, что и здесь. А через реку — паромная переправа и будка паромщика на том берегу. Над которой развевается КРАСНЫЙ ФЛАГ!..

Тросы для парома слегка притоплены, а сам паром стоял возле противоположного берега возле небольшой, аккуратно сколоченной пристани. Пристань маленькая, но обыкновенная, чего о будке паромщика никак не скажешь.

Низкое приземистое строение, обнесенное тремя рядами настоящей спирали Бруно, смотрела на мир узкими прорезями бойниц — по две на каждую стену. Крыша сложена из толстенных бетонных плит и даже отсюда видно, какие это мощные плиты. Такую крышу даже из тяжелой гаубицы не вдруг пробьешь, а минометный обстрел ей что медведю — бекасник! Знамя большое, хорошо заметное, а рядом с ним на крыше стоят два прожектора. Это какие же паромщики в такой будке обитают?

Я изумленно оглядываюсь по сторонам, и внезапно мой взгляд натыкается на Негуляева. Тот стоит, сильно побледнев, и не отрываясь, смотрит на паром и на знамя. С его губ срывается тихий шепот, и прислушавшись, я различаю: «Неужели правда? Неужели правда?»…

— Виталька, ты это чего?

Он вздрагивает, затем поворачивается ко мне:

— Алексей, тут вот какое дело. Я, похоже, знаю: кто там, на пароме. И знаю, как с ними говорить. Поэтому, разреши мне пойти вперед одному…

Он говорит это таким тоном, что как-то не хочется спорить. Кивком я разрешаю ему идти в одиночку, но на всякий случай предупреждаю:

— Виталий, ты в случае чего, падай и лежи как мертвый. Мы тебя прикроем…

Он бросает на меня быстрый взгляд, затем придвигается поближе и шепчет:

— Леш, ты если что — людей уводи. У нас задание — Артек отыскать. А с этими, — он машет рукой в сторону парома, — с этими и отряд юнармейцев может не справится. А может и не один…

После чего он тщательно расправляет галстук, надевает пилотку и, закинув оружие за спину, шагает к парому. А я отдаю приказание отвести грузовик за холм, лосей — туда же, всем быть возле транспорта, а сам с тремя бойцами и Чайкой осторожно выползаю на гребень холма. Ну, где там наш Негуляев?..

Уверенным шагом Виталлий подходит к берегу, складывает руки рупором и кричит:

— Паром! Эй, на пароме! Паро-о-ом!

После нескольких криков, с той стороны от берега отчаливает паром. На нем двое, старшего минусового или комсомольского возраста. Они размерено вращают рукоятки и паром бойко движется по водной глади. Но, дойдя до середины реки, он останавливается. Один из паромщиков поднимает рупор, прикладывает его ко рту. Над рекой разносятся слова:

— Ты, парень, кто таков будешь? И откуда?

Дальше происходит неожиданное. Четко, словно на параде, Виталька вскидывает руку в пионерском салюте: